Война, любовь и психология - Лев Горфункель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Студенческие годы
В сорок пятом году отец поступил в Ленинградский университет на философский факультет, самостоятельно изучив для этого английский язык. Наверное, к этому времени он уже пережил тот факт, что его девушка Лена не дождалась его с фронта, и смирился и свыкся со своей инвалидностью. У него не было ни денег, ни нормальной одежды – ничего. Но его это наверняка мало заботило и не могло остановить – он погрузился в учебу полностью и жадно глотал все интересное. Он был человеком очень острого ума и любознательности, поэтому любые знания, получаемые в ходе учебы, находили свое отражение в сложных выводах, новых вопросах и стремлении их разрешить. За короткое время он обратил на себя внимание ведущих профессоров университета и до конца учебы – да и до конца жизни – оставался неутомимым исследователем, которому доступно и интересно все, связанное с его профессией. В студенческие годы отец овладел способами быстрого чтения – и глотал буквально все, он читал всю свою жизнь, читал очень быстро и очень много. Из воспоминаний мамы: «ПЛ – человек разносторонне увлекающийся и развивающийся безостановочно. Уже в студенческие годы не по программе глубокое изучение древней философии, учения Гегеля, „Капитала“ Маркса (студенты изучали политэкономию по учебным пособиям, а он – по первоисточникам), зоопсихологии (даже поехал в сухумский питомник обезьян, проводил эксперименты, сделал научный доклад…), обучал школьников психологии (подрабатывал в школе), искал методы повышения мотивации (это выросло в дипломную работу, а позднее – в диссертацию)».
Все время отца в те годы было посвящено учебе. Он очень интересовался философией, обожал Гегеля, взгляды которого не очень-то соответствовали коммунистической идеологии, но от этого не становились для отца менее интересными. На него, вообще, мне кажется, мало влияло чье-то мнение, особенно идеологическое, когда у него было свое. А свое мнение у него было по всем вопросам, с которыми он сталкивался. Кроме философии, его увлекла психология. С годами, все глубже погружаясь в ее изучение, он все больше понимал, насколько важным может оказаться исследование в этой области и как много механизмы человеческой психологии определяют в нашей повседневной жизни. Тайна механизмов, определяющих поведение человека, становилась для него все более и более притягательной, и он посвящал изучению всего, что с этим связано, все свое время. Он читал множество книг, посещал лекции, кружки… Кстати, посещал он не только психологические кружки, как потом выяснила мама. В эти послевоенные годы начались репрессии, арестовывали и увозили в неизвестном направлении людей, в преступления которых невозможно было поверить. Происходило что-то непонятное… Несколько бывших фронтовиков организовали кружок, на собраниях которого они обсуждали сложившуюся ситуацию, осуждали ее и искали пути выхода. Отец тоже был членом такого кружка, а это, кроме всего прочего, было связано и с опасностью…
Короче, жизнь била ключом. Но не только в смысле учебы — были и другие события, поджидавшие, так сказать, за углом. На втором курсе отец познакомился с мамой. О том, как она увидела его впервые, она написала сама:
«Учились мы вместе с первого курса, я была из сельской школы, серенькая… вся была поглощена учебой (понять бы, усвоить бы), но однажды вдруг увидела того, реферат которого хвалила доцент по древней философии, – бледный, худой, очень плохо одетый, на костылях, но лицо… образ из детства (любимый герой из фильма „Человек-невидимка“, видела, когда мне было пять-шесть лет). Но все это лишь промелькнуло. А месяца через два Тося сказала мне, что влюбилась в него».
Тося – мамина подруга детства, с которой они учились в университете вместе. Тогда, конечно, и мама обратила на него внимание – все-таки предмет воздыхания подруги. Вместе они стали пристально наблюдать за ним. И обнаружили в нем:
« – вдумчивость, глубокое, самостоятельное и оригинальное мышление, четкая логика в изложении, все положения аргументированы (по философии, политэкономии);
– догадливость быстрая, хорошая способность к обобщению, умение изъясняться на иностранных языках и вне занятий, приятное произношение (отметили преподаватели английского и французского языка);
– эрудиция, сила и оригинальность мыслительных процессов, умение выделить суть изучаемого явления, проблемы человека (патопсихология, психологический практикум, зоопсихология…);
– внимание, способность его длительно сосредотачиваться, записывать мысли лектора высокого уровня (именно его конспекты лекций нашего кумира проф. Б. Г. Ананьева легли в основу создания «Курса лекций…»).
А также мама с Тосей очень жалели его: «Постоянно грустен, замкнут, малоразговорчив, стеснителен, внешний вид и одежда – хуже некуда. Но и независим – старался обойтись без помощи, даже сердился, если пытались ему помочь в раздевалке, на лестнице, подать костыли или упавшую его вещь».
Вообще, у отца был протез, который он получил вскоре после выписки из госпиталя. Но операция по ампутации была сделана неправильно (в полевых-то условиях!) – и когда отец надевал протез, то вскоре рана начинала сильно болеть и кровоточить. Эти боли продолжались всю жизнь, даже когда появились более хорошие протезы.
Тося продолжать неровно дышать к отцу, страдала, делилась с мамой своими переживаниями, прямо не знала, что делать, а мама, как настоящая подруга, поддерживала с ней эти разговоры, старалась ей хоть как-нибудь помочь. Однажды она решила, что надо, так сказать, разрубить неизвестность, и предложила Тосе поговорить с предметом воздыхания и выяснить отношения. Но Тося робела и не могла найти в себе смелость сделать это. Тогда мама — опять же как настоящая подруга — предложила свою помощь. Тося, конечно, радостно согласилась. Наивное поколение! Мы-то сейчас, конечно, знаем, чем такие вещи заканчиваются. Я даже помню песню из наших студенческих лет точно с таким же сюжетом, которая заканчивается словами: «В любви надо прямо и смело задачи решать самому, и это серьезное дело нельзя доверять никому». Но в те годы этой песни, наверное, еще не было, а может, Тося не участвовала в художественной самодеятельности. Или, может, даже и самодеятельности еще не было, а может, Тося просто не любила песни. В любом случае последствия не заставили себя ждать. Я, конечно, не был свидетелем этого разговора, но вполне себе представляю, как мама, ответственно подойдя к делу (а она ко всему всю жизнь подходила ответственно), приготовила основные мысли, продумала возможные ответы и, может быть, даже написала тезисы беседы. И пошла выяснять судьбу подруги. А в результате выяснила свою. «Я предложила ей узнать о его отношении (влезла на го̀ре со своей помощью!) … Павлик в ответ признался, что он любит меня, что удивляется моей недогадливости об этом… Мне хотелось провалиться сквозь землю – что и как я скажу Тосе?! Но что делать – мы всегда были правдивы друг с другом. Драматическая ситуация, а тогда она казалась трагической (мы обе ужасно переживали, но „про себя“), через какое-то время… пришло мудрое смирение: мы продолжали общаться, были дружны и заботливы друг о друге (до конца жизни!)».
Так начался их роман, который продолжался всю жизнь.
Кстати, отец, как я узнал от мамы, еще до того как сообщил ей о своей к ней любви, предпринял некоторые действия, чтобы обратить на себя внимание. Одно из них было такое: у Тоси был день рождения, и отец подарил ей пластинку с поздравлением. «Очень трогательное, его бархатный голос на фоне нашего любимого вальса Штрауса из к/ф „Большой вальс“ – тогда это было сверхоригинальным. Мы с ней слушали много раз и млели. Это повлияло еще на один мой шаг ему навстречу». Еще бы, если живут в одной комнате – конечно, будут слушать вместе и будут слушать его голос. И какая уже будет разница – кому конкретно был сделан подарок? Молодец мой папа – настоящий завоеватель женского сердца!
«Я все больше обращала внимание на Павлика, а он часто садился рядом на занятиях, в читальном зале, в столовой, спрашивая, не против ли я. Мне приятно было такое отношение (в школе такие „ухаживания“ меня возмущали, отталкивали), все больше мы стали сближаться – уже вдвоем нередко оказывались… И весной первый раз поцеловались!»
Это торжественное событие произошло совсем не так, как мы могли бы себе представить, – там и тогда, где и когда застал момент… Все не так просто. Мама никогда до этого ни с кем не целовалась «по-взрослому» (и отец так и остался ее единственным на всю жизнь), поэтому так спонтанно с ней ничего не могло произойти. Но она уже была готова на такой серьезный шаг и в ответ на просьбу отца поцеловать ее ответила согласием, но потребовала, чтобы это произошло в таком месте, где можно быть уверенными в отсутствии зрителей. Такое место на примете имелось – рядом с маминым общежитием, у Петропавловской крепости, был совершенно дикий пустырь, только росли трава и деревья (через несколько лет там построили зверинец). Придя на пустырь, мама с отцом увидели, что никого нет, только какие-то колышки и невысокая ограда, которую они легко перешагнули и присели на бугорок. Мама еще раз придирчиво провела рекогносцировку местности – вроде никого, можно начинать. Только начали – вдруг, как из-под земли, прямо рядом появляется вооруженный военный и сообщает, что они находятся в запретной зоне. Пришлось ретироваться, но поцелуй все равно состоялся – ничто уже не могло остановить их быстро разгоравшиеся чувства.